Цитаты из книги Шарон Бегли "Не могу остановиться. Откуда берутся навязчивые состояния и как от них избавиться"
Об исключении ОКР из группы группы тревожных расстройств:

" Американская психиатрическая ассоциация годами бьется над систематикой обсессивно-компульсивных расстройств, сталкиваясь с теми же сложностями, что и музыковеды, не знающие, считать ли Боба Дилана фолк-исполнителем или рокером. В третьем издании «Диагностического и статистического руководства», изданном в 1980 г., ОКР объединено в одну группу с тревожными расстройствами, такими как генерализованное тревожное и паническое расстройства, поскольку тоже характеризуется невыносимым страхом и дурными предчувствиями и часто сопровождается потением, повышением артериального давления и учащением сердцебиения. В DSM IV, опубликованном в 1994 г., ОКР формально осталось тревожным расстройством.

Однако в начале нового тысячелетия, когда группы экспертов работали над пятым изданием DSM (вышедшим в 2013 г.), некоторые психиатры стали оспаривать эту классификацию. Споры приняли несколько отвлеченный характер, но отправной точкой этого бунта ревизионистов стал резонный вопрос, действительно ли тревожность является определяющей при обсессивно-компульсивных расстройствах. Одна сторона считала тревожность причиной обсессивных мыслей и компульсивного поведения. Противоборствующая — симптомом обсессий, эмоциональным мостиком между навязчивыми мыслями и компульсиями: представление о том, что вокруг полно микробов, провоцирует тревожность, которая, в свою очередь, заставляет мозг любым способом пытаться нейтрализовать пугающую мысль, а именно выполнять компульсивные действия. Вторая сторона победила. Тревожность была признана не первопричиной ОКР, а промежуточным фактором, вытекающим из обсессии и порождающим компульсии. Вследствие этого обсессивно-компульсивные расстройства были выделены из категории «тревожные расстройства» в самостоятельную категорию.

Сомнения комиссии также вызывал тот факт, что тревожные расстройства и ОКР поддерживаются разными нейронными сетями. Большинство тревожных расстройств активизируют миндалевидное тело, где рождается чувство страха, и соответствующие нейронные пути. Напротив, при ОКР наблюдается повышенная активность в так называемой «сети тревоги» (я более подробно расскажу о ней в главе 11). Она включает лобные доли коры и полосатое тело — структуры, которые в здоровом мозге отвечают за ритуалы и обнаружение ошибок. Принципиально, что повышенная активность этой цепи не наблюдается ни при каком другом психическом нарушении. Благодаря этим данным новейших исследований психиатрическая ассоциация исключила ОКР из группы тревожных расстройств и классифицировала его как отдельное психическое заболевание. "
О разграничении между аддикциями, компульсиями и нарушениями контроля импульсов

"К счастью, все больше специалистов начинает работать над вопросом четкого разграничения между аддикциями, компульсиями и нарушениями контроля импульсов. И не только из стремления к порядку, чтобы верно классифицировать поведение пациентов. Есть и практический стимул: если врач не знает, чем является поведение, разрушающее вашу жизнь: компульсией, аддикцией или следствием неумения совладать со своими импульсами, то он не сможет подобрать эффективное лечение. Программа помощи в первом случае совершенно не похожа на терапию во втором, которая, в свою очередь, не годится для третьего. «Чтобы назначить верное лечение, нужно понимать, что происходит с человеком», — подчеркнул Потенца.

В итоге сложилась следующая трехчастная классификация.

Аддикция начинается с удовольствия, которому сопутствует тяга к опасности: делать ставки или пить — приятно, но также рискованно (вы рискуете потерять взятые в долг деньги или выставить себя идиотом). Вам нравится ощущение выигрыша или опьянения. Будущий зависимый затягивается сигаретой и чувствует, что доза никотина стимулирует его физически или умственно. Постепенно, однако, принимаемое вещество или совершаемое действие перестает доставлять удовольствие, причем не только в прежней дозировке, но и в запредельно высокой, что является характерным признаком аддикции.

Импульсивное поведение характеризуется действиями, которые человек совершает спонтанно, порой не успев подумать, в стремлении к удовольствию и немедленному вознаграждению. Здесь присутствует элемент азарта в расчете на эмоциональную отдачу от риска (А круто будет нырнуть ласточкой с этого обрыва!). Пиромания и клептомания — классические примеры импульсивного поведения, поскольку их суть заключается в поиске удовольствия и эмоционального подъема. Вследствие этого импульсивность может стать первым шагом к поведенческой или наркотической зависимости. Некий стимул провоцирует реакцию, причем путь от стимула к реакции не затрагивает ни когнитивной, ни даже эмоциональной области мозга, во всяком случае, на сознательном уровне. Настоятельная потребность передается от самого примитивного нервного центра головного мозга в двигательную зону его коры Импульсивное поведение может перейти в расстройство контроля над импульсами, если снова и снова уступать своим прихотям со всеми их пагубными последствиями.

Смысл компульсивного поведения, в отличие от зависимого и импульсивного, — исключительно в том, чтобы избежать нежелательных последствий. Они порождены тревогой и не приносят радости. Эти повторяющиеся действия мы совершаем с целью унять страх, вызываемый возможностью негативного исхода. Но сам по себе этот поступок зачастую неприятен — во всяком случае, не доставляет удовольствия, особенно после множества повторов. Попросту говоря, тревога воплощается в мысли: «Если я этого не сделаю, случится нечто ужасное».

В основе любой компульсии лежит потребность избежать того, что причиняет боль или вызывает страх. «Компульсивными являются действия, совершаемые с целью облегчения переполняющей человека тревоги», Компульсия порождает ощущение, что, если этого не делать, произойдет нечто ужасное. Избавление от стресса может быть приятным — если вы считаете, что биться головой о каменную стену приятно, — но это удовольствие совершенно иного рода, чем доставляемое аддиктивным поведением».

О разграничении Обсессивно-компульсивного расстройства личности и ОКР

"Крайняя выраженность добросовестности может быть проявлением ОКРЛ, но крайняя степень ОКРЛ не есть обсессивно-компульсивное расстройство. ОКРЛ — это не мини-ОКР. К общему удивлению непрофессионалов и специалистов, лишь немногие больные обсессивно-компульсивным расстройством также имеют обсессивно-компульсивное расстройство личности и наоборот. То есть немногие люди с ОКР отличаются еще и чрезвычайной добросовестностью, дисциплинированностью и обязательностью, и немногие больные ОКРЛ страдают от парализующей тревожности, характерной для ОКР. Исследование, проведенное в начале 1980-х гг. под руководством психиатра Медицинской школы Университета Брауна Стивена Расмуссена, установило, что менее 20% совершеннолетних больных ОКР имеют еще и ОКРЛ, а больных ОКРЛ, имеющих вдобавок ОКР, и 20% не наберется. В конце 1980-х гг. психиатры облегчили диагностические критерии обсессивно-компульсивного расстройства личности, но и тогда доля лиц с ОКР, больных еще и ОКРЛ, не превысила 30%. Это даже не самый распространенный диагноз из группы расстройств личности у обсессивно-компульсивных пациентов. Еще в 1993 г. психиатры установили парадоксальный факт: если у больного ОКР имеется расстройство личности, это вряд ли будет обсессивно-компульсивное расстройство личности. (Об этом сообщалось в American Journal of Psychiatry за август того же года в статье ученых под руководством психиатра Дональда Блэка из Медицинской школы Университета Айовы).

Действительно, компульсивные черты не уникальны и даже не более характерны для людей с обсессивно-компульсивным расстройством личности. Эти черты равномерно распределены в популяции. Примерно три четверти больных ОКРЛ постоянно требуют от других людей выполнять то или иное действие строго определенным образом, и это неудивительно. Однако эта черта свойственна еще большему проценту пациентов с другими диагнозами — нарциссизмом и пассивной агрессией.

Разрыв между ОКР и ОКРЛ проявляется еще и в том, что компульсии при том и другом заболевании не имеют между собой практически ничего общего. Если постараться, можно эмпирическим путем доказать человеку с обсессивно-компульсивным расстройством, что его страхи не имеют реальных оснований. Можно взять мазок с его руки и продемонстрировать, что он не кишит патогенной микрофлорой. Можно заставить его наступить на трещину в асфальте, а затем убедиться, что его мать по-прежнему жива-здорова. И, конечно же, можно показать Шэле, что Фред находится в гостиной, а не в холодильнике. Напротив, компульсии больного ОКРЛ обычно прочно коренятся в реальности. Развешивание ковриков для ванной на просушку после использования действительно не дает им заплесневеть, выключение света в пустой комнате действительно экономит электроэнергию. Да что там говорить, вы найдете почти все эти «правила» не в одной, так в другой версии «Пятидесяти способов спасти нашу планету» (включайте посудомоечную машину, только когда она полностью заполнена; закрывайте кран, пока чистите зубы) или «Как защитить дом от микробов: десять советов». Если упорное желание есть органические продукты, пить дистиллированную воду, тщательно прожаривать курятину или заниматься физическими упражнениями по 50 минут в день — это проявление ОКРЛ, значит, этот диагноз можно поставить большей части американцев из верхушки среднего класса.

Самое главное, компульсии при ОКР воспринимаются как действия, которые вы вынуждены выполнять под давлением внешней силы. По сопутствующим ощущениям они эгодистонны. Компульсии больного обсессивно-компульсивным расстройством личности, наоборот, эгосинтонны: они кажутся ему рациональными, очевидными и разумными, представляются выражением глубинных убеждений, ценностей и потребностей. Он-то прав, это весь остальной мир свихнулся. В силу эгодистонного или эгосинтонного характера ОКР и ОКРЛ (не говоря о компульсивности, недотягивающей до ОКРЛ) совершенно по-разному переживаются пациентами. При ОКР компульсии воспринимаются как следствие деятельности «взбунтовавшегося» мозга, а при ОКРЛ или крайней добросовестности — как проявление собственного «Я»."

О паталогическом накопительстве:

"Личность патологического накопителя

Исследования за два десятилетия, прошедших с 1993 г., когда Фрост опубликовал свою эпохальную работу, подтвердили верность предложенного им психологического профиля человека с патологическим накопительством.

• Компульсивная потребность в накопительстве проявляется уже в детском или подростковом возрасте. Накопительство позволяет таким людям чувствовать себя готовыми к любой неожиданности.

• Им трудно принять решение, и в большинстве своем они хуже не склонных к накопительству людей справляются с ситуациями множественного выбора, например какие блюда заказать или на какой фильм пойти. «Им сложно отдать предпочтение одной из альтернатив»,

• Сам акт решения провоцирует у накопителя тревогу, мучающую его не меньше, чем прикосновение к унитазу в общественном туалете — пациента с ОКР с навязчивым страхом заражения. Тревога усугубляется боязнью выбросить что-нибудь, что следовало бы сохранить. Сберегая все, что попало в руки, человек избавляется от необходимости принимать решение.

• Накопители склонны к перфекционизму, который еще более затрудняет для них принятие решений. Из-за сомнений в безошибочности своего выбора барахольщики вообще отказываются выбирать. Они откладывают любое дело в долгий ящик и испытывают трудности в его организации или выполнении, поскольку «боятся совершить ошибку

• Многим накопителям свойственна сильнейшая эмоциональная привязанность к любому предмету, появившемуся у них. Отказываясь выбрасывать вещи, они избегают эмоциональной боли, сопутствующей расставанию с тем, что имеет для них огромную нематериальную ценность, защищаются от тревоги и сожалений, которые терзали бы их при каждом воспоминании об утраченном предмете. Накопители скапливают отнюдь не бесполезные вещи, как утверждалось в DSM–IV от 1994 г., а такие же вещи, что и мы с вами. Просто в большем количестве. Неизмеримо большем.

• Накопители видят полезность вещей, которые всем остальным кажутся мусором, замечают массу возможностей в любом предмете, вследствие чего выбрасывание чего бы то ни было равносильно разбазариванию. Они испытывают глубочайшее неприятие к расточительности, как установили Фрост и его коллега из Бостонского университета Гейл Стекити, в силу чего риск выбросить нечто, что может однажды пригодиться, мучает их не меньше, чем верующего — перспектива нарушить религиозный запрет. Многие люди, поведение которых не позволяет диагностировать заболевание, внесенное в DSM, тоже ненавидят пустые траты.

Исследование, проведенное в рамках подготовки DSM–5, установило, что проблемы многих страдающих накопительством начались со смерти супруга или отъезда из дома детей. Людей у меня отняли — так будь я проклят, если позволю отнять еще и вещи!

Фрост обнаружил, что около половины пациентов вспоминают стрессовое событие, примерно совпавшее по времени с началом собирания и сохранения вещей.

Среди двадцати коллекционеров не оказалось ни одного накопителя, сообщили ученые из лондонского Института психиатрии в 2012 г. в журнале Comprehensive Psychiatry, хотя 90% опрошенных признали трудности с избавлением от вещей и 85% — стресс при мысли об этом. Единственная причина, по которой у них не было диагностировано патологическое накопительство, заключалась в том, что их коллекции не захламляли жилье, не создавали таких проблем, как невозможность попасть в некоторые части дома, и однозначно не угнетали своих владельцев. Прекрасная коллекция — повод для гордости и источник радости. Напротив, страдающие накопительством сообщают, что их имущество порождает бытовые трудности, а нередко и стресс."


Made on
Tilda