1. Введение

Никто не является пограничным. Никто не является нарциссом. Никто не является шизоидом. Это может показаться странным способом начать книгу по диагностике, но об этом нужно сказать. Когда мы проводим диагностику, мы описываем паттерн, конкретный гештальт, а не человека. Все люди уникальны. Ярлыки, с какими бы благими намерениями они не использовались, не могут полностью отразить всю человеческую сложность. Паттерны, которые я описываю в этой книге, похожи на мелодии, сыгранные на инструменте. Инструмент способен воспроизводить множество различных мелодий, однако музыкант сам решает, какие из них учить и играть.

Большинство клиентов, получивших диагнозы, описанные в этой книге, выбирают снова и снова проигрывать определенную мелодию. Обычно они и не подозревают, что возможны другие варианты. В терминологии психологии их выбор паттерна является «эго синтонным», они воспринимают его как врожденную часть себя, как руку или ногу, а не как одежду, которую можно снять и изменить или изменить с небольшим усилием. Они используют свой «инструмент» - свои перцептивные, когнитивные, эмоциональные и физические способности - весьма избирательным, ограниченным и повторяющимся образом, потому что они еще не знают, что возможен другой выбор.

Эта книга призвана помочь терапевтам в содействии этим клиентам расширить их возможности, расширив их представление о том, что возможно. Чтобы избежать повторения длинных объяснений, подобных приведенному выше, каждый раз, когда я говорю о клиенте, я буду говорить о «пограничных клиентах» и «пограничных адаптациях», «нарциссических клиентах» и «нарциссических адаптациях», «шизоидных клиентах» и «шизоидных адаптациях». Однако я хочу, чтобы читатель четко понимал, что всякий раз, когда я это делаю, я действительно говорю о паттернах, а не о людях.

Вам может быть интересно, если мне не нравятся эти наименования, зачем их вообще использовать. Зачем проводить диагностику? Зачем ассоциировать моих клиентов с ярлыками, которые несут на себе так много багажа субъективных оценок?



Для чего проводить диагностику?

Когда я впервые начала читать лекции и писать о личностных адаптациях, меня часто спрашивали, зачем я заморачиваюсь с диагностикой. Разве это не антигештальт? В одной из моих неопубликованных статей «Диагноз: Карта или территория» (1998). Я утверждаю, что все диагнозы - всего лишь ориентиры. У них нет фиксированной реальности. Это временные способы для терапевта организовать «межличностное поле», чтобы сделать фигурой определенные детали и паттерны взаимоотношений клиент/терапевт и другие части невидимого фона. (Под «межличностным полем» я имею в виду клиента, себя и все, что мы делаем, что потенциально доступно для нашего наблюдения). Таким образом, когда я диагностирую клиента, я активно организую свое межличностное поле таким образом, который, как я надеюсь, окажется полезным. Если мой диагноз в общих чертах «правильный», он будет иметь прогностическую ценность, поможет мне выбрать подходящие интервенции, а также позволит мне получить больше информации из книг и других источников, чтобы лучше понимать своего клиента и работать с ним.

Для чего сохранять категории пограничный, нарциссический и шизоидный?

Я считаю, что гештальт-терапевтов необходимо обучать базовой психотерапевтической терминологии и диагностическим категориям, которые обычно используются теоретиками, учебниками, журналами и диагностическими руководствами, даже если мы не используем их в гештальт-терапии. Мои тренера гештальт-терапии в 1970-х и 1980-х годах обычно считали, что диагностирование клиентов - это: (1) лишнее, (2) патологизирует и (3) патерналистично. Однако, когда я сталкивалась со сложностями с конкретными клиентами, я не могла изучать литературу для получения информации по проблеме, не имея соответствующей терминологии. В моем обучении и в этой книге я сделала сознательный выбор, сохранив общие диагностические категории пограничного, нарциссического и шизоидного, чтобы читателям было легче в дальнейшем исследовать эти темы. По этой причине я иногда говорю «расстройство личности» вместо «адаптации личности», потому что в литературе используется термин «расстройства», а не «адаптации».



Для чего даже пытаться?

Когда я впервые решила работать с клиентами, у которых были диагностированы расстройства личности, все говорили мне, что я «сумасшедшая» и что я буду жалеть об этом. Реакции варьировались от «этим клиентам не может помочь терапия» до «на вас, вероятно, подадут в суд». По общему мнению, изучение этой области было пустой тратой времени и могло привести меня к тем проблемам, которых здравомыслящие терапевты хотели бы избежать.

Я была удивлена тем, насколько негативными были эти реакции. Я не чувствовала безнадегу, помогая этим клиентам, и многие из них мне нравились. На самом деле, некоторые из них не сильно отличались от моих друзей, родственников и коллег - или, если уж на то пошло, то и от меня, до того как я начала терапию много лет назад. Что меня больше всего озадачивало: почему именно эти клиенты реагировали на гештальт-терапию и мои интервенции на столько отлично от большинства других моих клиентов? Почему они иногда быстро переходили от любви к ненависти и обратно? Меня часто удивляла их интенсивная реакция на ситуации, которые казались мне относительно безобидными. Не было ощущения, что мы совместно создаем эти ситуации, скорее было ощущение, что что-то во мне или ситуации запускало эти реакции, и что эти реакции были частью более широкой модели, которую я просто не улавливала. Эти и другие вопросы озадачивали меня, и я понимала, что если я хочу успешно работать с этими клиентами, мне нужно больше узнать об их специфических потребностях и о том, как их удовлетворить. Тем не менее, я не смогла почти ничего найти в литературе по гештальт-терапии или в моем обучении, что явно бы касалось моих вопросов.

Я решила исправить свое незнание, пройдя все возможные курсы по расстройствам личности. Вскоре я обнаружила, что многие из этих курсов для меня бесполезны. Большинство из них были перегружены теорией, придерживались непонятного профессионального жаргона и очень мало говорили о специфике того, чем на самом деле заниматься на терапевтических сессиях. Большинство из них никогда не рассматривало, как действовать в реальных ситуациях, которые неоднократно возникали во время терапии с этими клиентами.

Я хотела, чтобы кто-нибудь научил меня подходящему способу обращаться с требованиями моих пограничных клиентов в отношении чрезмерной заботы, их склонностью «забывать» свои собственные цели терапии, а также их гневом и разочарованием в отношении меня, когда я не оправдывала их ожиданий. Мне нужен был совет, как помочь моим нарциссическим клиентам, страдающим депрессией ненависти к себе, основанной на стыде, и что делать, когда мои клиенты обесценивали меня. Мне нужно было знать, как реагировать, когда мои клиенты-шизоиды говорили мне, что они чувствуют себя отделенными от своего тела, и что невидимая стена возникает между ними и другими людьми, когда они чувствуют себя уязвимыми. Мне нужен был надежный способ отличить пограничных клиентов от клиентов-нарциссов, и обоих из них от клиентов-шизоидов. И пока мы занимаемся этим, не мог бы кто-нибудь объяснить мне человеческим языком, как определить, подходит ли человек для постановки диагноза расстройство личности? Где именно проходит граница между неврозом, расстройством личности и психозом?

Следующие двадцать пять лет я провела в поисках ответов на свои вопросы. Я училась с огромным количеством разнообразных людей, каждый из которых предлагал свой подход к расстройствам личности. Моими учителями были эго-психологи Гертруда и Рубен Бланк, селф-психологи Анна и Пол Орнштейны, теоретик детского развития Дэниел Стерн, теоретики объектных отношений Джеймс Ф. Мастерсон и Ральф Кляйн и иранский психиатр Хабиб Давенлоо. В период с 1983 по 1992 год я посещала семинары и курсы, спонсируемые такими институтами как Институт Уильяма Алансона Уайта, программа психотерапии и психоанализа постдокторантуры Нью-Йоркского университета, Институт Мастерсона, Медицинская школа Гарвардского университета и Массачусетская больница общего профиля, Образовательное учереждение Новой Англии, Американский институт здравоохранения и симпозиум Кейп-Код. Все эти различные подходы помогли мне понять, почему так мало терапевтов с оптимизмом относятся к лечению клиентов с диагнозом расстройства личности. Было очень мало ясных и полезных рекомендаций, с которыми бы были согласны все специалисты!

Одним из кульминационных моментов моей учебы, который проиллюстрировал вышесказанное, было то, что на симпозиуме, спонсируемом Гарвардским университетом, у меня была возможность послушать дебаты Отто Кернберга и Джеральда Адлера о терапии пограничных клиентов. Насколько я помню, Кернберг сказал Адлеру, что тот был слишком мягок в своем подходе к тем, кого Кернберг назвал «примитивными, садистичными и наполненными яростью пограничными пациентами». Адлер спокойно ответил: «Может быть, они не были такими садистичными и полными гнева, пока вы их не начали лечить».

В конце концов, я решила сосредоточиться на подходе Джеймса Мастерсона, потому что он казался наиболее практичным, а его система четко дифференцировала различные расстройства личности. Было похоже, что большинство других теоретиков, которых я изучала сосредоточились только на одном из расстройств личности или использовали в основном один и тот же подход для всех, независимо от того, работал он или нет. Теория Мастерсона и его книги изложили внутренне непротиворечивую теорию, которая дала ответы на мои вопросы: Что я делаю? Почему я это делаю? Как я это делаю? Что будет, если это не сработает? Я также смогла увидеть, как можно использовать его основные диагностические и терапевтические принципы как часть ориентировочного «поля» для работы гештальт-терапевта. Многие (но не все) клинические принципы Мастерсона соответствовали гештальт-терапии. Мастерсон был очень сосредоточен на присутствии. Он говорил ничему не учить клиентов, не пытаться переучить их и не давать им советов. Он говорил, что у наших клиентов уже было много людей, дающих им очень хорошие советы, и вопрос в том: «Почему они не используют доступную им информацию полезным для себя образом?» Вместо этого мы должны создать условия на сеансе терапии, которые побуждали бы клиентов учиться, получать инсайты и делать собственные выводы.

Я провела три года в исследовательской группе Института Мастерсона под руководством Ральфа Кляйна, а затем еще три года в учебной программе Института Мастерсона по пограничным, нарциссическим и шизоидным расстройствам, еще год под супервизией с самим Джеймсом Мастерсоном, а затем поступила на их факультет, где я разработала и вела курсы по расстройствам личности (или, как их назвал Институт Мастерсона, «расстройства селф»). К сожалению, система Мастерсона, будучи полезной и внутренне непротиворечивой, была очень жесткой, полна жаргона объектных отношений и не оставляла места для творчества или экспериментов. Я понимала, что мне нужно выйти за ее рамки.

Межличностный гештальт

Однажды у меня случилось прозрение, которое все изменило. Я поняла, что почти все, что я узнала от теоретиков психоанализа, можно довольно просто и элегантно объяснить с помощью базовой теории гештальт-терапии формирования фигуры/фона. Если коротко, эта теория утверждает, что для того, чтобы информацию, которая нас окружает имела смысл, наша система восприятия автоматически превращает в фигуру то, что является для нас наиболее привлекательным в данный момент. В межличностных ситуациях это означает, что мы, вероятно, будем формировать фигуры (гештальты) из межличностных данных, которые относятся к нашим наиболее сильным межличностным потребностям и страхам. Я назвала эти фигуры «межличностными гештальтами». Более того, если у нас есть важные неудовлетворенные межличностные потребности из прошлого, они будут постоянно требовать удовлетворения в настоящий момент. Это заставляет нас обратить внимание на те детали текущей межличностной ситуации, которые, кажется, обещают их исполнение, даже если реалистичная оценка ситуации предполагает, что исполнение маловероятно. Другими словами, мы, скорее всего, увидим, услышим, сосредоточимся и запомним все, что нас интересует, и проигнорируем или сделаем фоном другие возможные способы организации межличностного поля.

В терминах расстройств личности, это означало, что терапевты могли довольно быстро и легко различать клиентов с пограничной, нарциссической и шизоидной адаптацией, обращая внимание на то, какие аспекты межличностного поля постоянно привлекают внимание их клиентов. Если говорить просто: Пограничные клиенты, как правило, озабочены теми деталями межличностного поля, которые связаны с возможностями получения любви и заботы или, наоборот, те, которые связаны с возможностью быть оставленным или поглощенным эмоциональными потребностями другого человека. Нарциссические клиенты склонны замечать детали, связанные с повышением самооценки или вероятностью публичного унижения и разоблачения, как «менее чем». Шизоидные клиенты, как правило, очень чувствительны к межличностным сигналам, связанным с доверием и межличностной безопасности (например, к сигналам, которые вызывают у них страх перед вторжением других), или сигналам, которые вызывают экзистенциальные страхи того, что они настолько оторвутся от других, что они никогда не смогут уже восстановить с ними связь. В 1997 году я изложила свои идеи о межличностном гештальте в статье под названием «Любовь, восхищение или безопасность: Система гештальт-терапии для диагностики пограничных, нарциссических и шизоидных адаптаций», измененная версия этой статьи стала второй главой этой книги.

Моя терапевтическая цель

Одна из приятных вещей, которые я получила в результате всей моей борьбы с неясной терминологией теоретиков объектных отношений и (на мой взгляд) недостаточно разработанными идеями гештальт-терапии, выраженными у Перлза, Хефферлайна и Гудмана (1951/1994), заключается в том, что она помогла мне определить, что я считаю краеугольным камнем моей терапевтической миссии и стиля:

(1) Ясность:

Когда я начала ассимилировать различные вещи, которые я узнала о пограничных, нарциссических и шизоидных адаптациях, я поняла, что большинство экспертов в этой области, включая Мастерсона, преподавали и писали на эту тему таким образом, что это казалось излишне сложным и, рискну сказать, скучным. Я была уверена, что у меня получится лучше. Я дала клятву, что в своей работе я буду писать и говорить на простом языке, давать определения любым специализированным терминам, которые я использую, и приводить много интересных клинических примеров для иллюстрации своих соображений. Важнее всего - не потерял чувство юмора. Я хочу, чтобы мои тексты было приятно читать, и я хочу получать удовольствие, когда пишу.

Моя цель - быть понятной каждому терапевту. Конечно, я хочу, чтобы теоретики, имеющие специализирующиеся на расстройствах личности, прочитали и использовали мои работы по этой теме. Тем не менее, я также хочу, чтобы обычный терапевт со степенью магистра и небольшой терапевтической подготовкой, работающий в недорогой клинике, быстро понял мои основные положения и смог реализовать мои терапевтические предложения. У многих терапевтов нет средств, времени или амбиций, чтобы годами учиться в специализированных подходах, прежде чем они начнут работать с клиентами. Некоторые все еще выплачивают кредиты за обучение и им нужно работать, прежде чем они пойдут в аспирантуру. Именно эти терапевты больше всего нуждаются в доступном руководстве.

Что еще хуже, большая часть профессиональной литературы по расстройствам личности написана с использованием узкоспециализированной и потенциально устрашающей терминологии. С этой целью я начала собирать то, что я называю «Глоссарий Гринберг», и вы найдете его в качестве заключительной главы этой книги. Эта работа все еще не завершена. В этом глоссарии я кратко определяю многие специализированные термины, которые использую в своих статьях. Мне хорошо известно, что другие теоретики могут определять эти термины по-другому, и что мои краткие определения не отражают сложность этих вопросов. Однако моя цель состоит в том, чтобы дать простые определения того, как я использую эти термины, чтобы мои читатели могли понять мои основные положения и, если они пожелают, впоследствии самостоятельно провести дополнительное исследование. Каждый должен с чего-то начинать, и я предоставляю точку входа.

(2) Раздаточные материалы:

Когда я решила, что хочу, чтобы люди понимали, быстро усваивали и использовали новые концепции, которые я представляю, я поняла, что наиболее эффективный способ добиться этого - сделать свои собственные раздаточные материалы, а не полагаться на то, что участники будут делать точные записи или помнить, что я сказала. Я знаю, что некоторые из моих коллег беспокоятся о поощрении интроекции, но меня беспокоит, что участники вернутся домой без точного понимания основных моментов. Я помню, как мало я извлекла из многих семинаров, которые посещала. Если я выходила оттуда с одной ясной идеей, это уже было много. Опять же, я подумала, что могу добиться большего. Одна из моих любимых глав в этой книге, «Краткое руководство по пограничным, нарциссическим и шизоидным адаптациям», началась с 38-страничного раздаточного материала, который я написала для сопровождения серии лекций, которые я провела в Великобритании.

(3). Инструкция по применению:

В большей части психотерапевтической литературы много теории и мало того, как на самом деле применять теорию во время работы с клиентом. Я решила исправить эту ситуацию, написав серию статей, в которых подробно описываю, как проводить конкретные клинические интервенции, которые я считаю особенно полезными. Две из моих любимых статей скорректированы и адаптированы для включения в эту книгу: "Разрывая спираль стыда: Работа с нарциссическим клиентом, попавшим в ловушку депрессии ненависти к себе" (2010) и «Цели и пограничный клиент» (2014).

(4) Дестигматизация:

Одна из моих целей при написании статей о пограничных, нарциссических и шизоидных адаптациях - дестигматизировать эти диагнозы путем распространения знаний. Большинство терапевтов не обучены диагностировать или работать с такими клиентами. Отсутствие специальной подготовки увеличивает вероятность терапевтической неудачи. Это еще больше усиливает общее впечатление, что эти клиенты вряд ли получат пользу от психотерапии и с ними сложно работать. Более того, обычно только у самых низкофункциональных клиентов, которые действуют очевидным и неприятным образом, диагностируется расстройство личности. Все вышеперечисленное приводит многих терапевтов к мысли, что всем клиентам, с пограничной, нарциссической или шизоидной адаптацией сложно помочь в терапии. На самом деле это не так. При наличии соответствующих знаний и терапевтических инструментов большинство терапевтов могут узнать, как помочь этим клиентам.

Более того, высокофункциональные клиенты, которые страдают от тех же основных проблем, что и менее функциональные, редко получают точный диагноз. Например, высокофункциональная женщина, профессионал в своей работе, с хорошим чувством юмора вряд ли когда-либо получит диагноз пограничного расстройства личности, потому что она не соответствует стереотипному профилю - даже если жизнь человека сосредоточена на поиске любви и родителя (re-parenting) и избегание оставления (классические пограничные проблемы). Это означает, что основные проблемы клиента, скорее всего, будут упущены из виду в терапии, и терапевт вряд ли действительно поймет, как большая часть тревог и жизненных трудностей человека связана с его пограничной адаптацией.



Цель этой книги

Цель этой книги довольно проста. Она предназначена для сбора в одном месте ясной и практической информации о том, как распознать и работать с клиентами, с пограничной, нарциссической или шизоидной адаптацией. Это книга, которую я хотела, чтобы у меня была, когда я начинала как терапевт, и которую не могла найти. В этой книге я делюсь ответами на вопросы, которые озадачивают многих психотерапевтов, вопросы, которые мне часто задают те, кто посещает мои семинары: Что такое "расстройства" личности? Как их распознать? Чем друг от друга отличаются пограничное, нарциссическое и шизоидное расстройства личности? Может ли человек иметь более одного? Можно ли лечить этих клиентов с помощью психотерапии? Если да, то как?

Хотя в этой книге я и теоретизирую, это не книга о теории. Я всегда делаю акцент на том, как теория может помочь и подсказать, что делать в сессии. Моя цель состояла в том, чтобы ответить на вопросы, которые я задала ранее: Что я делаю? Почему я это делаю? Как я это делаю? Что будет, если это не сработает?

Глава 2. Любовь, восхищение или безопасность: Система гештальт-диагностики пограничных, нарциссических и шизоидных адаптаций

Если бы вас попросили быстро выбрать, что для вас важнее в ваших отношениях - любовь других, их восхищение или чувство безопасности рядом с ними, вы обнаружили бы, что предпочтете один конкретный пункт двум другим. Или вам может показаться странным этот вопрос, потому что ни один из этих трех не особо важен для вас в отношениях, или все три кажутся одинаково необходимыми. Но я обнаружила, что мои клиенты с личностными адаптациями, особенно те, кого обычно описывают, как пограничных, нарциссических или шизоидных, не испытывают затруднений с выбором. Пограничный клиент почти всегда выбирает любовь вместо восхищения или безопасности, нарциссический клиент предпочитает восхищение всему остальному, а шизоидный клиент должен чувствовать себя в безопасности любой ценой, иначе он или она не сможет оставаться эмоционально присутствующим, чтобы пожинать плоды любви или восхищения.



Межличностный гештальт

Я хочу сказать, что мы можем быстро и легко узнать довольно много о наших клиентах, просто наблюдая за тем, что обычно является фигурой во время их взаимодействия с другими. Я рассматриваю эту привычную фигуру как «межличностный гештальт» клиента (МГ). В самом общем смысле межличностный гештальт - это способ организации нашего межличностного поля в любой момент: что становится для нас фигурой из множества межличностных возможностей, а что становится фоном. Он включает в себя такие вещи, как роль, которую мы хотим играть во взаимоотношениях, как мы хотим, чтобы другие видели и относились к нам, как мы хотим чувствовать себя во время взаимодействия и чего мы втайне жаждем или боимся от другого человека.

Межличностный гештальт следует тем же правилам, что и другие гештальт-формации. Наши интересы, потребности, ожидания, физиология, культура, история и темперамент - все это влияет на то, что становится для нас фигурой. Мы склонны замечать то, чего хотим, в чем нуждаемся или чего боимся. Таким образом, мы, вероятно, будем очень отзывчивы к межличностным сигналам, которые обещают либо исполнение наших самых страстных желаний и неудовлетворенных потребностей, либо к тем, которые вызывают наши самые глубокие межличностные страхи. Те из нас, кто в прошлом пережил межличностные травмы, такие как брошенность, физическое насилие или унижение, как правило, очень чувствительны к межличностным сигналам, которые вызывают страх, и мы можем повторно травмироваться. Таким образом, тот, кто ассоциирует громкие голоса с ударами, будет иметь тенденцию организовывать свой межличностный гештальт так, чтобы громкие голоса легко становились фигурой.

Концепция межличностного гештальта имеет некоторые области пересечения с концепцией теоретиков объектных отношений внутренней единицы объектных отношений (internal object relations unit), состоящей из взгляда на себя и взгляда на объект (другого человека), связанных характерным аффектом. Именно эта единица активируется во взаимодействии клиента с терапевтом, что приводит к тому, что клиент видит себя и терапевта в искаженном виде. Это искажение обычно называется «переносом» у людей с невротическими проблемами, или в случае личностной адаптации - «отыгрывание переноса» (Masterson, 1981).

В терминах гештальт-терапии перенос «осуществляется» неосознанной реакцией клиента на те детали межличностной ситуации, которые больше всего относятся к его или ее текущим эмоциональным потребностям или объектам постоянного внимания. То есть перенос связан с формированием фигуры / фона.

Межличностный гештальт также согласуется с концепцией Даниэля Стерна о «RIG» (повторяющиеся взаимодействия, которые обобщаются с течением времени): идея о том, что младенцы создают внутреннюю сводку взаимодействий на основе своих повторных ранних опытов с матерью или другими заботящимися людьми, которая затем служит основой для их более поздних ожиданий от отношений (Stern, 1985).

Однако, как гештальт-терапевтов, в отличие от теоретиков объектных отношений или теоретиков развития, таких как Стерн, нас в основном интересует процесс того, как индивид создает свою реальность, что он отбирает и выбирает из всей доступной информации, и мы в основном обращаем внимание на межличностные аспекты индивидуального опыта, которые наблюдаются на границе контакта (граница между организмом и окружающей средой). То есть нас больше интересует то, как люди создают свою реальность в настоящем, в моменте, и, как правило, меньше интересуют теоретические рассуждения о ненаблюдаемых гипотетических конструкциях, таких как единицы объектных отношений или RIG.

Я думаю, что концепция межличностного гештальта, наблюдаемого во время сеанса, может стать полезным связующим звеном между гештальт-терапией и теоретиками развития и объектных отношений. Сторонники развития выдвигают гипотезу о том, как отношения кодируются в мозге на физиологическом уровне в детстве; теоретики объектных отношений изучают то, как человек организует и использует эти психофизиологические репрезентации в своей взрослой жизни, в то время как гештальт-терапия, с ее акцентом на том, как наблюдать и переживать то, что происходит в настоящий момент, предлагает способ наблюдать, как эти внутренние карты проявляются в межличностном взаимодействии, момент за моментом - как RIG становится межличностным гештальтом.



Межличностный гештальт - это процесс

Концепция межличностного гештальта представляет собой описание продолжающегося процесса, который создается и пересоздается в каждый момент времени на границе контакта с помощью механизма формирования фигуры/фона. То есть, когда мы сидим и видим, слышим другого человека, определенные аспекты того, что мы видим, слышим, обоняем и иным образом воспринимаем нашими органами чувств, становятся для нас фигурами, а другие отходят на задний план в зависимости от наших потребностей и интересов в данный момент. Все это фильтруется через наш внутренний набор усвоенных ожиданий от близких отношений, закодированных в нашем мозгу (RIG Стерна). Это заставляет нас быть более внимательными к сигналам в поле организм / среда, которые соответствуют нашим предположениям. Таким образом, теоретически тот, кто обычно ожидает, что встречи будут удовлетворительными и наполняющими, также с большей вероятностью будет замечать те межличностные сигналы, которые связаны со взаимностью в чувствах, чем тот, кто ожидает, что его отвергнут.

Используя в качестве основы наши критерии гештальт-терапии для формирования «здорового» гештальта, мы можем сказать, что межличностный гештальт является здоровым в той степени, в которой он не основан на прерываниях на границе контакта, таких как слияние, проекция, интроекция и ретрофлексия и в которой взаимодействие фигуры и фона характеризуется вниманием, концентрацией, интересом, заботой, возбуждением и милосердием (Perls, Hefferline and Goodman, 1951/1994). Это длинный способ сказать, что наш межличностный гештальт является здоровым в той степени, в которой мы действительно способны полностью присутствовать с другим человеком и можем осознавать возможности момента.



Фиксированные и гибкие гештальты

Межличностный гештальт в случае с клиентами с личностными адаптациями является скорее «фиксированным» чем «гибким». То есть они организовывают все или большую часть своих отношений одним и тем же способом, вместо того, чтобы позволять уникальным характеристикам каждых отношений и потоку взаимодействий определять, что для них является фигурой и что - фоном. Предположительно, это связано с тем, что у этих клиентов есть большое количество неудовлетворенных потребностей во взаимоотношениях из прошлого, которые требуют удовлетворения, и, следовательно, они постоянно организуют межличностное поле таким образом, чтобы иметь наилучший шанс завершить незавершенную ситуацию.

Эта динамика согласуется с основным принципом гештальт-психологии, согласно которому незавершенное в прошлом требует реализации в настоящем (Perls et al., 1951/1994). Более того, насущный характер их потребностей мешает им полностью присутствовать с другими и точно оценивать, кто они. Вместо этого они склонны проецировать на других одну из ролей из своей старой незавершенной межличностной драмы, а затем часто неверно истолковывают реакцию другого, потому что видят ее только с точки зрения своих собственных неудовлетворенных потребностей и страхов. Чем больше их неудовлетворенная потребность, тем больше вероятность, что они сформируют гештальт, основанный на неадекватной информации.

Пограничный межличностный гештальт

Люди с пограничным расстройством обычно страдали от той или иной формы эмоциональной покинутости или жестокого обращения. Брошенность не обязательно должна быть злонамеренной или умышленной, чтобы оказать негативное влияние. Например, двухлетний ребенок может иметь болеющую, госпитализированную мать, которая недоступна и чья внезапная и продолжительная потеря является травматической.

Не имея эмоциональной поддержки, необходимой для того, чтобы стать самостоятельными, зрелыми людьми, которые не боятся быть брошенными, пограничные клиенты остаются с множеством неудовлетворенных эмоциональных потребностей и трудностями в жизни. Независимо от своего реального возраста, они, как правило, чувствуют себя по-детски и неуместно, чтобы строить свою жизнь в соответствии со своими потребностями. Как и маленькие дети, они обычно очень импульсивны и эмоциональны. Их часто привлекают люди, которые, как они думают, будут любить их и заботиться о них. Затем разыгрываются драмы сепарации-индивидуации, характеризующиеся цеплянием и дистанцированием от другого, а также сосредоточением внимания на интенсивных отношениях один на один (Greenberg, 1989).

В результате пограничные клиенты, как правило, замечают в межличностном поле только те детали, которые соответствуют их желанию любви и заботы, или, поочередно, те детали, которые связаны с их страхом быть поглощенным или брошенным. Они игнорируют и не осознают другие детали, которые могли бы дать им более точное восприятие другого, потому что эмоционально значимы только те детали, которые касаются их неудовлетворенных потребностей в любви и заботе. Эти детали становятся для них фигурой и побуждают проецировать роль любящего родителя или преданного партнера на другого человека чаще, чем того требует реалии ситуации. И, следовательно, они обижаются и злятся, когда другие действуют не в соответствии с их проекциями. Этот отказ не приводит к тому, что они начинают видеть другого человека более реалистично. Вместо этого они только меняют проекцию и замечают только те детали, которые подтверждают их мнение о другом как о плохом родителе или отвергающем любовнике.

Хотя пограничные люди могут быть интеллектуально осведомлены о том, что другие могут быть более "объемными", чем рисуют их проекции, и что то, что они ищут в ситуации, как-то неуместно, они используют защиту «расщепление» (чередование двух фиксированных межличностных гештальтов, которые разделяют противоречивые аффективные состояния) и «отрицание» (отказ видеть очевидное, потому что это может вызвать у них эмоциональную боль), чтобы помочь им оправдать свое поведение и не допустить его несоответствия. Как будто их жизнь - сценарий для двух человек. Если они Джульетта, то, конечно, любой мужчина, который их привлекает, должен быть Ромео. Или, если они ребенок, то, конечно, вы должны быть родителем. Вы можете быть только хорошим Ромео или плохим Ромео, хорошим или плохим родителем. Другие возможности не кажутся им эмоционально реальными и малоинтересными.



Нарциссический межличностный гештальт

Очень нарциссические люди не могут сами регулировать свою самооценку. Они нуждаются в одобрении других, чтобы не впасть в депрессию ненависти к себе, характеризующуюся стыдом презрения за то, что они считают своими непоправимыми недостатками. Это заставляет их тратить чрезмерное количество времени и энергии на попытки произвести впечатление на других. Эта потребность во внешнем подтверждении своей самооценки приводит многих нарциссов к чрезмерной зависимости от статусных символов как сигналов своей ценности и к переоценке близости с другими людьми, имеющими высокий статус в их культуре (Greenberg, 1996).

Эта постоянная внутренняя озабоченность статусом и признанием, в сочетании с их неспособностью убедить себя в собственной значимости без постоянного восхищения других, приводит их к острой чувствительности к тем аспектам поля организм/среда, которые связаны со статусом, восхищением и признание или, наоборот, те, которые касаются критики, унижения и стыда. Таким образом, они часто действуют так, как будто все, кого они встречают, должны либо восхищаться ими, либо стыдить их, как если бы это были единственно возможные и уместные ответы, которые мог бы дать другой. Из всех богатых возможностей межличностного общения только те, которые предполагают восхищение, признание или унижение, легко становятся фигурами для нарцисса. Вы либо их восхищенная аудитория, либо их критическая аудитория. Нарциссам обычно не приходит в голову, что другие имеют независимое существование и собственную жизнь, которая не имеет ничего общего с ними и их потребностью в подтверждении, потому что эти детали ситуации редко становятся для них фигурами.



Шизоидный межличностный гештальт

Шизоидные люди постоянно оценивают других с точки зрения того, является ли другой человек потенциально опасным для их хрупкого самоощущения. Поведение других людей, которое они считают психологически подавляющим (например, когда другой говорит громко и напористо, стоит слишком близко и приказывает им, не признавая их как личность), кажется настолько опасным и разрушающим их самоощущение, что такое поведение является фигурой, вокруг которой шизоидные люди обычно организуют свое межличностное поле. Каждое межличностный эпизод организован с учетом соображений безопасности на переднем плане, а другие менее опасные особенности взаимодействия становятся фоном. Это не означает, что люди с шизоидной адаптацией не сильно хотят любви или признания, просто в их иерархии потребностей межличностная безопасность стоит на первом месте.



Реальный пример пограничного межличностного гештальта в действии

Покойная принцесса Великобритании Диана - хороший пример пограничной женщины, которая организует свой межличностный мир вокруг фигуры любви. Хотя я не знала ее лично, схема ее истории настолько похожа на историю многих моих пограничных клиентов, что мне удобно использовать ее для иллюстрации. Более нарциссичная женщина могла бы не обращать внимания на неверность принца Чарльза, чтобы когда-нибудь стать королевой

Англии, а шизоидная женщина не сочла бы холодность королевской семьи такой разрушительной. Диана хотела тепла и любви и была готова рискнуть почти всем, чтобы получить хотя бы их подобие, потому что без этого она не считала, что жизнь стоит того, чтобы жить. Когда Чарльз проигнорировал ее, она нанесла себе увечья и попыталась покончить жизнь самоубийством или имела пагубные отношения с неподходящими мужчинами. Когда она сказала народу Великобритании, что хочет быть их «Королевой червей», она снова подтвердила, что самое главное для нее - это быть любимой и любить.

Согласно схеме, которую я предлагаю, межличностный гештальт Дианы был организован вокруг любви, а не восхищения или безопасности. Называя себя «Королевой червей», она ясно заявляла, какой она видела себя и какой она хотела, чтобы другие видели ее. Она была способна с огромной теплотой и состраданием относиться к страданиям других и постоянно искала возможности дарить и получать любовь. Люди и ситуации, которые, казалось, предлагали эти возможности, были для нее фигурами и отчетливо выделялись на фоне других возможных способов организации реальности.

Диагностика

Концепция межличностного гештальта, наблюдаемого на границе контакта, дает как опытному, так и начинающему терапевту простой способ быстро диагностировать у клиента «расстройство самости» и дифференцировать пограничную, нарциссическую и шизоидную адаптации. Кроме того, это также помогает сориентировать терапевта в том, что я считаю «более широким гештальтом»: подтекст эмоционально неудовлетворенных потребностей, лежащих в основе большинства повседневных проблем, которые клиент обычно приносит на сеанс. Формируя эти неудовлетворенные потребности в фигуру, терапевт может мыслить на нескольких уровнях и задавать себе такие вопросы, как: Как то, что я вижу сегодня на сеансе, вписывается в более широкую картину того, как этот клиент ведёт себя на работе, дома и со своими друзьями? Чего мой клиент пытается добиться таким поведением? Что побудило моего клиента сделать именно эту потребность главной в своей жизни?

Я знаю, что не каждый клиент точно попадает в ту или иную из этих категорий (пограничная, нарциссическая или шизоидная адаптации), и что даже те клиенты, которые это делают, имеют другие проблемы в терапии, помимо межличностных. Тем не менее, я обнаружила, что концепция межличностного гештальта - это полезный способ сориентироваться во время сеанса в том, что происходит между мной и клиентом, и что эта концепция наиболее полезна для тех клиентов, чьи прошлые неудовлетворенные межличностные потребности очень велики. Это клиенты, которые, скорее всего, разыграют свою межличностную драму с вами, их терапевтом, сильным и убедительным образом заставят вас выполнить роль, которую они вам поручили, и будут разочарованы и сердиты, если вы автоматически не будете совпадать с их проекциями.



Описание случая

Вот пример того, как можно заметить работу межличностного гештальта во время сеанса:
К вам в офис заходит новая клиентка. Она садится рядом с вами и скручивается в кресле. Она называет вас по званию и фамилии, но просит называть ее по имени, потому что она говорит, что так ей будет удобнее, даже если вы и она примерно одного возраста. Без особых колебаний она начинает эмоционально рассказывать вам, что она думает о своей жизни сейчас и почему она пришла к вам. Она говорит свободно и начинает плакать. Она оглядывается в поисках салфеток и, не видя их, жалобно смотрит на вас, пока вы не чувствуете себя обязанным предложить ей салфетки из своей личной упаковки.

Возможно, мы еще не имеем четкого представления о том, что для нее фигура в этом взаимодействии, но мы уже знаем из этого небольшого образца поведения, что, кажется, не является для нее актуальным. Вряд ли эта клиентка окажется страдающей тяжелыми шизоидными трудностями. Большинство шизоидных индивидуумов используют защиту дистанцирования и обособленности и, следовательно, имеют тенденцию быть гораздо более осторожными и скрытными в начале терапии, в отличие от описываемой клиентки. Клиенты-шизоиды, поскольку межличностная безопасность для них является фигурой, обычно выбирают место подальше от терапевта, когда есть выбор, где сесть, несколько более склонны предпочитать более формально представляться и редко готовы показать себя уязвимым перед терапевтом, заплакав на первом сеансе и показывая свои настоящие чувства. Они, как правило, скрытны или, по крайней мере, осторожны в раскрытии себя и вряд ли будут столь же откровенно экспрессивными, как эта женщина.

Есть и другие подсказки относительно того, что является приоритетным для указанной выше клиентки. Она предпочитает, чтобы ее называли по имени, в то время как она называет терапевта по его или ее званию и фамилии. Поэтому маловероятно, что эта клиентка хочет, чтобы её терапия была отношениями между равными взрослыми. Это, в сочетании с безмолвным обращением клиентки за салфетками, обычно указывает на предпочтение отношений, в которых терапевт является зрелым, заботливым авторитетом, а клиент играет роль несчастного молодого человека, нуждающегося в заботе и руководстве.

Другая вероятность состоит в том, что у клиентки нарциссическая адаптация и ей комфортно во время плача, потому что она предполагает, что терапевт - это восхищенная аудитория, которая автоматически подтвердит ее точку зрения. В этом свете она предпочитает использовать титул и фамилию терапевта, чтобы подчеркнуть, что человек, которого она выбрала, является важным авторитетом. Однако, когда вы спрашиваете себя, что вы чувствуете к этой клиентке, вы замечаете, что она вам нравится и хотите о ней позаботиться. Что-то в ней заставляет вас чувствовать себя очень покровительственным. Вы не чувствуете себя восхищенным или полным желания критиковать, вы чувствуете беспокойство.

По мере того, как терапия будет разворачиваться на следующих сессиях, станет все более и более очевидным, какие аспекты терапевтической ситуации обычно становятся для этого клиента фигурой, а какие остаются частью невидимого фона. Эта первая встреча, однако, предполагает, что межличностный танец, который вы исполняете, организован вокруг фигуры любви и заботы, а не восхищения или безопасности.



Как определить, что для вашего клиента в приоритете

Разные терапевты найдут способы определения того, что кажется актуальным для их клиентов, и что соответствуют их уникальным способам организации их собственных полей организм / среда. Способы сделать это так же разнообразны, как и способы проводить терапию. Все, что говорит или делает клиент, может дать вам эту информацию. Я хочу перечислить несколько вещей, которые я считаю полезным отметить с точки зрения понимания того, что является фигурой для моего клиента, чтобы вы подумали о том, что может сработать для вас. Нижеследующее не является исчерпывающим списком того, что я делаю или о чем думаю на сеансе.



Предъявление запроса

Мне всегда интересно узнать, что побудило человека записаться на первую встречу. Я обнаружила, что обычно клиенты, у которых обнаруживаются пограничные сложности, обычно обращаются к психотерапевту по иным причинам, чем клиенты с нарциссическими или шизоидными сложностями.

Пограничные клиенты обычно приходят потому что:

(1) ушел кто-то, к кому они были привязаны, или

(2) потому, что он/она оказался в ситуации, которая требует от него/неё активного структурирования своей жизни и самостоятельного поведения.

Например, часто можно увидеть молодых женщин, которые бросили колледж в конце первого года обучения, потому что они не смогли достаточно организовать себя, чтобы ходить на занятия, делать домашнюю работу, правильно питаться и следить за собой и за своей комнатой в общежитии. В течение года они набирают двадцать фунтов, все больше и больше отстают в учебе и впадают в депрессию. Обычно их друзья и родственники обеспокоены и предлагают им сходить на консультацию. Часто они записываются на первую терапевтическую встречу, потому что член семьи предложил это или даже позвонил, чтобы сделать это за них.

Нарциссические клиенты обычно приходят потому что:

(1) они потеряли источник валидирующей поддержки;

(2) они находятся в ситуации, которая, как они опасаются, приведет к тому, что их публично уличат в неидеальности, или

(3) они страдают от нарциссической травмы, например, такой как старение или потеря денег, власти или красоты.

Из-за отсутствия у них обычного источника нарциссической энергии, отсутствия чувства собственной реальной внутренней ценности, которая могла бы поддерживать их, они впадают в депрессию ненависти к себе и чувствуют себя униженными и в отчаянии.

Шизоидные клиенты обычно приходят потому что:

(1) они стали настолько изолированными, что боятся полностью оторваться от человеческой расы,

(2) они молод и начинают осознавать, что их проблемы, связанные с близостью и доверием, мешают им установить интимные отношения или близкую дружбу, или

(3) у них серьезные симптомы, которые мешают вести нормальную жизнь.

Как пример последнего, у одного из моих клиентов были такие серьезные социальные страхи, что он не мог разговаривать в классе или просить что-либо для себя у других, потому что он еще не был уверен, что имеет право желать чего-либо для себя. Другая чувствовала, что невидимая стена отделяет ее от других людей.



Что клиент замечает в моем офисе и во мне.

Нарциссический клиент

Люди с нарциссической адаптацией обычно обращают особое внимание на те аспекты моего офиса и меня, которые они видят в качестве потенциальных индикаторов моего статуса: например, сколько у меня дипломов, район, в котором находится мой офис, относительная роскошь моего офиса, мебели или моей одежды, сколько книг у меня на полках. Кроме того, они остро чувствительны к моим мельчайшим невербальным реакциям на них, например, выдерживаю ли я их взгляд или отворачиваюсь, остаюсь неподвижной или ерзаю на стуле. Обычно они интерпретируют эти ответы как признаки моего интереса или незаинтересованности в том, что они говорят, или как сигналы моего одобрения или неодобрения. Когда они не комментируют открыто мои движения и то, что они их понимают, они все равно сигнализируют о своей осведомленности, например, внезапно меняя тему, или внезапно становясь самокритичными, или своим резким гневным уходом. Нарциссические клиенты также склонны зацикливаться на тех аспектах терапии, которые кажутся им неудобными: например, на времени их встречи со мной, как далеко им нужно ехать, сколько я с них беру денег или мои методы выставления счетов.

Один чрезвычайно нарциссичный мужчина сказал, что он не уверен, что он может быть моим клиентом, потому что он решил, что мой нью-йоркский акцент звучит слишком по-простолюдински и поэтому будет смущать его, хотя он считал, что я отличный терапевт. Другая клиентка чувствовала себя высокомерно по отношению ко мне, потому что литературное качество журналов в моей приемной были ниже ее достоинства. Одна женщина пристально смотрела на мое лицо на протяжении всего сеанса и меняла тему каждый раз, когда я отворачивалась от ее взгляда. Другая обиделась, потому что я посмотрела на часы, а она решила, что это означает, что она мне надоела.

Многие мои нарциссические клиенты начинают каждую сессию с целого ряда жалоб на то, как им было тяжело попасть на сессию со мной: автобус или метро опаздывали, таксист был грубым, добраться сюда так дорого и так далее. Сначала это меня озадачивало, потому что на самом деле мой офис удобно расположен рядом с несколькими автобусными остановками и линиями метро, поблизости много парковок, и большинству людей добраться до него довольно легко.

Однако опыт научил меня, что эти клиенты делают это отчасти потому, что их так беспокоят повседневные вещи, и они не знают, как восстановить свою невозмутимость самостоятельно и чувствуют себя слишком уязвимыми, чтобы открыто признать свои трудности. Или они жалуются, потому что предпочитают не сосредотачиваться на том, насколько им нужна терапия, потому что это подрывает их защитную грандиозность. Вместо этого они неосознанно перекручивают в своем уме все так, будто они, приходя ко мне, каким-то образом делают мне одолжение, и поэтому я должна дать им признание за то, что они так многим пожертвовали, чтобы попасть сюда для наших совместных сессий. Они экстернализировали вину так, чтобы ни каким образом не сталкиваться со своими собственными трудностями. Что касается формирования фигуры/фона, они плохо себя чувствуют, приходя ко мне, поэтому те аспекты нашего межличностного поля, которые связаны с моей ценностью как потенциального козла отпущения или успокоительницы, немедленно выходят на первый план.

Пограничный клиент

Пограничные клиенты редко обращают внимание на вопросы статуса или мелкие детали моего поведения. Когда они жалуются на то, как трудно добраться до моего офиса или на то, как много проблем они испытывают с оплатой терапии, их внимание уделяется тому, насколько беспомощными и плохо подготовленными они себя чувствуют, чтобы пробиться в этом мире, будучи взрослыми, а не обвиняют меня, чтобы чувствовать себя менее ущербными. Обычно их жалобы - это плохо замаскированные попытки заставить меня позаботиться о них. Один человек зашел так далеко, что предложил мне переехать в более дешевый район, чтобы я могла брать с него меньшую плату, потому что тогда я буду платить меньше за аренду. Это казалось ему более разумным, чем поиск более высокооплачиваемой работы или более усердный труд и повышение по службе. В конце концов, сказал он мне, я должна была о нем заботиться, а не наоборот.

В целом, пограничные клиенты склонны замечать вещи в моем офисе и во мне, которые им говорят о том, что здесь о них позаботятся, или, наоборот, те детали, которые, как им кажется, намекают на то, что они находятся в опасности того, чего они больше всего боятся: поглощения или брошенности. Таким образом, они, вероятно, будут уделять больше внимания уюту в комнате, чем стоимости мебели. Обычно те, кто первым делом обращают внимание на детали, связанные с заботой, более полны надежд и менее эмоционально травмированы, чем те, кто первым замечает детали, относящиеся к потенциальной потере. Например, моя клиентка, которая неоднократно переживала повторяющееся оставление матерью в очень раннем возрасте, редко замечала что-либо, имеющее отношение к статусу или безопасности. Что становилось фигурой для нее - так это часы в моем офисе. Она часто смотрела на них во время сеанса, всегда прекращала говорить и вставала, чтобы уйти, прежде чем я могла сказать ей, что ее время истекло. Позже она сказала мне, что для нее было бы слишком эмоционально больно услышать, как я скажу, что она должна уйти.



Шизоидный клиент

Шизоидные клиенты обычно хорошо осведомлены о тех особенностях взаимоотношений клиент/терапевт, которые связаны с их безопасностью и независимостью от терапевта. Фигурой является то, насколько близко или далеко мы сидим друг от друга, или даже то, как я на них смотрю. Один клиент с серьезными шизоидными проблемами пожаловался, что я нарушила его пространство, глядя на него слишком прямо. Когда я спросила, что мне следовало сделать, он посоветовал мне не смотреть дальше центральной точки расстояния между нами. Все остальное казалось слишком навязчивым и угрожающим. Это обычно не становится фигурой для пограничных или нарциссических клиентов. Другая клиентка рассказывала мне только о событиях, которые произошли за две недели до нашей сессии. Она сказала, что, делая это, она чувствует, что сохраняет контроль над своей жизнью, потому что я не могла сказать ничего, что могло бы повлиять на то, что она решила делать.

В отличие от пограничных клиентов, которые обычно вполне счастливы, когда о них кто-то заботится, шизоидные клиенты ревностно охраняют свою независимость, потому что они не чувствуют себя в безопасности, полагаясь ни на кого, кроме себя. И в отличие от нарциссических клиентов, они редко спорят о стоимости сессии или на какое время назначена встреча, потому что: (1) они не хотят просить об одолжении, потому что это может поставить под угрозу их чувство независимости и (2) они часто считают, что должны принять любые условия, установленные другим человеком, потому что они не имеют права на собственные чувства (Klein, 1995). Когда они комментируют темы статуса, обычно они это делают для того, чтобы держать меня на безопасном эмоциональном расстоянии от них, а не потому, что они используют статус, чтобы поддержать свою самооценку.



Что я чувствую по отношению к клиенту

Часто я могу хорошо понять межличностный гештальт клиента, заметив, что я чувствую, когда нахожусь рядом с клиентом (то, что обычно называется контрпереносом). Уделяя пристальное внимание тому, что становится для меня эмоционально значимым из всех богатых возможностей межличностного поля, я обычно могу определить ключевые особенности роли, которую назначает мне клиент. Ниже приведены некоторые из наиболее распространенных типичных переживаний, которые появляются у меня в пограничном, нарциссическом и шизоидном межличностных гештальтах.

Пограничный: Я обнаруживаю, что хочу позаботиться о них, или, наоборот, меня раздражает или фрустрирует их беспомощность. Обычно это означает, что клиент проецирует на меня роль либо заботливого опекуна (отсюда мое желание заботиться о клиенте), либо вынужденного и злого опекуна (отсюда мои чувства разочарования и раздражения).

Нарцисс: Я боюсь высказывать мнение, отличное от мнения моего клиента, или у меня возникает ощущение, что я «иду по лезвию бритвы» во время сеанса. Я не решаюсь настаивать на обычных правилах, соблюдение которых я ожидаю от других клиентов (например, вовремя завершить сеанс или уведомить меня заранее перед отменой сеанса). Или вопросы неполноценности или превосходства становятся для меня фигурами. Некоторые нарциссические личности описывают свою жизнь в таких идеализированных терминах, что, слушая их, я обнаруживаю, что завидую тому, что у них есть. Я знаю, что когда я начинаю спрашивать себя, почему мои друзья не так лояльны, как их, мой супруг так не желанен, мои дети не как хорошо себя ведут и так далее - я работаю с нарциссическим клиентом и резонирую с ожиданиями моего клиента, что я буду полностью некритичной, восхищенной аудиторией.

Шизоид: Я обеспокоена тем, чтобы мой клиент чувствовал себя в безопасности. Я очень внимательно отношусь к каждому своему движению, которое потенциально может считаться угрожающим. Прежде чем я встаю, чтобы открыть окно рядом с клиентом, я ловлю себя на том, что предупреждаю его или ее, что это то, что я собираюсь сделать. Или я внезапно начинаю беспокоиться о том, что каким-то образом предам доверие клиента и причиню ему вред. По опыту я знаю, что, когда такие вещи становятся для меня фигурами во время сеанса, я обычно улавливаю тонкие сигналы от моего клиента, которые касаются его или ее характерных межличностных страхов.



Почему я даю клиенту четвертак?

Джеймс Мастерсон, пишущий о расстройствах личности, иногда со смехом описывает, как он быстро диагностирует клиента с помощью собственного контрпереноса. Он говорит, что, когда обнаруживает, что делает что-то крайне нехарактерное для него, например, дает клиенту четвертак, чтобы тот мог позвонить, он спрашивает себя: "Почему я даю клиенту четвертак?" Если он дал клиенту четвертак, потому что его стало жалко, то клиент - пограничник. Если он дал клиенту четвертак, потому что боялся рассердить его, сказав «нет», тогда клиент - нарцисс. Если он чувствовал себя очарованным - значит клиент психопат. И я бы добавила, если клиенту нужен четвертак, но он не просит, значит, клиент - шизоид.



Практические упражнения

Проективные тесты, сны, фантазии и гештальт-эксперименты - все это связано с феноменами фигуры/фона и может раскрыть то, что важно для клиента в межличностном плане. Возможно, вы уже знаете и используете те, которые могут сработать для вас. Если нет, не стесняйтесь придумывать свои собственные или позаимствовать два, которые я описываю ниже.



Упражнение 1: «Найдите объект, который вас заинтересует».

Иногда я использую следующее упражнение на первом сеансе как способ познакомиться с новым клиентом. Я прошу своего нового клиента осмотреть мой офис и заметить что-то, что периодически привлекает его или ее внимание. Это может быть то, что ему или ей нравится, или что-то, что не нравится. Когда клиент указывает, что он или она сделал выбор, я прошу хорошенько взглянуть на объект, а затем описать его от первого лица, как если бы он или она была этим объектом. После того, как они это сделают, я спрашиваю, подходит ли что-нибудь из того, что они сказали об объекте, их реальной жизненной ситуации. Если они говорят, что ничего не подходит, я спрашиваю, чем они отличаются от этого объекта.

Например, один клиент выбрал мои дипломы на стене. Затем он сказал: «Я - дипломы. Я показываю, насколько умен и успешен этот терапевт. Я заставляю других ей завидовать и восхищаться ею». На вопрос, какое отношение к нему может иметь его описание дипломов на стене, он сказал: «Я пришел к вам, потому что хочу, чтобы вы научили меня своему секрету, как стать таким же успешным, как вы. Как ясно из этого примера, и это стало еще яснее на последующих сеансах, этот клиент был озабочен проблемами статуса, зависти и восхищения, типично нарциссическими проблемами.

Другая клиентка заметила связанный вручную плед на спинке моего дивана, на котором она сидела, и сказала: "Я покрывало. Я теплое и мягкое. Я рядом с людьми, когда им нужно, чтобы их утешили". Эти слова оказались одновременно описанием роли, которую моя клиентка обычно играла во взаимодействии, и того, как она сама хотела, чтобы к ней относились



Упражнение 2: "Я вижу, я представляю"

Это упражнение показывает, что становится для клиента приоритетным, а также помогает научить различать реальность и проекцию. Это можно делать в индивидуальной терапии, как парное упражнение или в группе, где каждый участник говорит по очереди.

Я прошу клиента посмотреть на меня и обратить внимание на то, что он на самом деле видит, а затем обратить внимание на то, что он представляет обо мне на основании того, что видит. Все, что отвечает клиент, чрезвычайно информативно. Например, одна женщина сказала, что видит мои добрые глаза. «Нет, - сказал я, - это то, что вы себе представляете. Что вы на самом деле видите, что заставляет вас так думать?" Она была озадачена тем различием, которое я проводила, и, очевидно, до тех пор не знала, что склонна приписывать людям всевозможные заботливые качества на основании очень небольшого количества доказательств. Я смоделировал для нее отличие, посмотрев на нее и сказав: «Я вижу, что у вас аккуратно нанесенный макияж глаз и помада на губах». Я фантазирую, что вы очень заботитесь о том, как вы для меня выглядите. Затем она сказала: «Я вижу, у вас такие же карие глаза, как у моей матери. Я фантазирую о том, что вы будете добры ко мне, как моя мать." Некоторым клиентам очень трудно выполнять любое из вышеперечисленных упражнений. Я не настаиваю, а просто спрашиваю, что их беспокоит при выполнении упражнения. Их ответы так же информативны, как и упражнение.

Нарциссические клиенты часто боятся показаться глупыми перед другим человеком или злятся, что я прервала то, что они хотели мне сказать. Это еще один способ указать мне как на роль в их межличностной драме, которую они назначили мне (аудитории), так и на страхи, которые у них на переднем плане по поводу самих себя (выглядят менее чем идеально). Шизоидные клиенты иногда говорят, что они не умеют делать такие спонтанные вещи, что у них никогда не бывает хороших идей или будут выполнять упражнения механически или чрезмерно интеллектуально. Все это разные способы справиться со своим страхом потери контроля или спонтанного раскрытия себя перед другим человеком. Или это упражнение может стимулировать примитивные экзистенциальные страхи по поводу прекращения существования и превращения в нечто другое. Пограничные клиенты обычно достаточно спонтанны, чтобы выполнять эти упражнения и получать от них удовольствие, если только они не в сильном регрессе или не злятся на меня.



РЕЗЮМЕ

Неудовлетворенные межличностные потребности прошлого приводят к тому, что люди с пограничной, нарциссической или шизоидной адаптациями особенно отзывчивы к тем межличностным сигналам, которые, кажется, обещают удовлетворение их неудовлетворенных потребностей, вызывают страх повторной травмы или позволяют им воспроизвести свои излюбленные способы защиты от чувства боли. Поскольку эти межличностные гештальты фиксированы и повторяются, их довольно легко наблюдать во время сеанса, обращая внимание на то, что обычно становится фигурой для клиента из бесчисленных возможностей межличностного поля организм/окружающей среда.

Как правило, пограничные клиенты особенно чувствительны к тем сигналам, которые кажутся относящимися к передаче и получению любви и заботы или, наоборот, ко всему, что стимулирует их страх поглощения или брошенности. Нарциссические клиенты обычно замечают возможности восхищения или унижения, статусные символы и аспекты взаимодействия, которые либо подтверждают, либо мешают их ощущению, что терапевт полностью сосредоточен на них и полностью согласен с тем, что они говорят. Напротив, шизоидные клиенты организуют свои межличностные гештальты с учетом соображений безопасности на переднем плане, и поэтому такие вопросы, как доверие, предсказуемость, а также физическая и эмоциональная дистанция от других, становятся центром их внимания.

Концепция межличностного гештальта позволяет терапевту довольно быстро определять основные проблемы клиентов, предсказывать, как они будут реагировать на интервенции, и понимать, каков их типичный подход к жизни. Она переводит теоретические конструкции развития и объектных отношений во что-то здесь-и-сейча полезное для гештальт-терапевтов. Она также может помочь преодолеть разрыв, который, к сожалению, возник между гештальт-терапией и другими современными психологическими теориями, давая нам возможность понять, как различные теории могут сочетаться друг с другом и поддержать идеи друг друга.